Психологические механизмы переживания травматического события

Способы преодоления людьми обычных, повседневных жизненных проблем по большей части рутинны, осуществляются в основном автоматически, без особого старания и напряжения. Однако травматическое событие предъявляет к человеку требования, зачастую превышающие ресурсы индивида, выражающиеся в необходимости принимать нестандартные решения, прилагать необычные усилия в целях совладания с угрозой или вызовом, потерей или ущербом. В процессе переживания травматического события происходит активизация особой, специфической системы психологических явлений, предназначенной либо для преодоления трудностей или уменьшения их отрицательных последствий, либо для избежания этих трудностей, либо для развития способности принятия факта их присутствия [111].

Процесс переживания как сложноорганизованная деятельность субъекта протекает на разных уровнях функционирования психики и определяется особенностями деятельности целого комплекса психологических механизмов. Разные авторы вкладывают свой смысл в понятие психологического механизма, наделяя его то структурными, то процессуальными характеристиками. По утверждению Л. И. Анциферовой, психологические механизмы есть закрепившиеся в психологической организации личности функциональные способы ее преобразования, результатом которого является появление различных новообразований, повышение или понижение уровня организованности личностной системы, изменение режима ее функционирования [160, с. 21]. В трактовке

45 В. Г. Леонтьева, психологический механизм - это «система психологических явлений, предназначенная для преобразования и формирования активности, выраженной одним или несколькими мотивами, в требуемую активность, выраженную другими мотивами» [цит. по: 108, с. 11]. Согласно мнению А. В. Серого, понятие «психологический механизм» является достаточно широким и подразумевает совокупность факторов, условий и закономерностей взаимодействия личности с окружающей действительностью, обеспечивающих функционирование человека в мире [160, с. 21]. Далее при рассмотрении механизмов переживания травматического события мы будем придерживаться этих определений.

Психологические механизмы имеют разную степень обобщенности и конкретизации, характеризуются неоднородностью и разноуровневостью. По словам В. И. Мельникова, одни из них функционируют только в какой-то одной ситуации, поскольку обладают высокой избирательностью. Другие являются более обобщенными и проявляются в более широком спектре условий и ситуаций [108, с. 11]. Их можно назвать частными механизмами. Третьи же имеют статус всеобщих, генерализованных, поскольку их деятельность просматривается практически во всех случая поведения и деятельности человека.

Теоретический анализ позволяет заключить, что в существующих представлениях о психологических механизмах переживания травматического события нашли отражение два направления научных исследований, фокус внимания которых сосредоточен на преимущественно бессознательном или сознательном уровнях функционирования механизмов.

Одним из общих механизмов преодоления последствий травматического события является психологическая защита. От исследований психологических защитных механизмов берут начало истоки современного изучения способов и форм преодоления, лежащих за пределами сознательного контроля индивида. В зависимости от характера угрожающего фактора можно выделить три основных направления в рассмотрении психологической защиты [41, с. 150].

Первое направление исследований связано с представлением об имеющих статус частных внутриличностных защитах. Большой вклад в их исследо-

46 вание внесли работы представителей психоаналитического подхода. 3. Фрейд, оперируя понятием «психологическая защита», понимает под ней бессознательные, приобретенные в процессе индивидуального личностного развития способы достижения компромисса между противодействующими силами Id и Super Ego [142, с. 409]. Первоначально им был описан ряд защитных механизмов, таких как вытеснение, отрицание, проекция, рационализация, реактивное формирование и сублимация. Позднее, в исследованиях последователей психоаналитического направления, в частности, работах А. Фрейд, круг психологических защит был значительно расширен [203, с. 33]. В концептуальных рамках психоаналитической парадигмы деятельность механизмов психологической защиты сводилась преимущественно к уменьшению острой тревоги, вызванной интрап-сихическим конфликтом, и эмоционального напряжения, опасного для здоровья субъекта [142, с. 409].

Со временем термин «психологическая защита» вышел за границы первоначального понимания, традиционно складывающегося в рамках психоанализа. Психологическая защита начинает адресоваться к межличностным феноменам как к своим аналогам. Так сформировалось представление об еще одном частном психологическом механизме - межличностной защите. По словам Е. Л. Доценко, клиническая практика постепенно выводит к пониманию связи между защитами в традиционном представлении и межличностными отношениями, которые оказываются продолжением внутренней борьбы в качестве ее внешних проявлений, средств совладания или инициирующих факторов. Так, А. У. Харашем этот термин употребляется в рамках групповой психокор-рекционной и тренинговой работы. Автором выделяются несколько видов межличностных защит от членов Т-группы: ролевая самоподача, псевдораскрытие, ненормативная защита [52, с. 165-166]. Б. Ф. Поршневым, Г. Г. Дилигенским при изучении закономерностей внушающего воздействия описывается такой механизм психологической защиты, как контрсуггестия [51; 133]. В контексте обсуждении проблем, связанных с ведением деловых переговоров, под психо-

47 логической защитой понимается недопущение нанесения ущерба со стороны партнеров по переговорам [52, с. 167].

Е. Л. Доценко полагает, что к угрожающим фактором, с которыми имеет дело психологическая защита, следует относить «действия, производимые любым субъектом психики, единичным или совокупным» [там же, с. 169]. Предлагая относить к классу защит явления как интраличностной, так и межличностной природы, ученый исключает из ряда рассматриваемых феноменов случаи, когда субъект прибегает к попыткам устранения или ослабления ущерба, грозящего ему со стороны объективных обстоятельств. Тем не менее, ряд отечественных исследователей (В. Ф. Басейн, А. А. Деркач, Г. В. Грачев, В. А. Агарков) обратил внимание также и на проблему психологической защиты от воздействия внешней среды [41, с. 147]. Один из концептуальных подходов к психологическим защитам от внешней угрозы представлен Ф. В. Бассиным, который рассматривал психологическую защиту как важнейшую форму реагирования сознания индивида на травматическое событие, способствующую некоторому «лечебному» эффекту и направленную на предотвращение развития психологических нарушений [142, с. 409].

Особое место среди механизмов психологической защиты против угрожающей психике индивида внешнего события занимает диссоциация [2]. А. Ребер определяет дисоциацию как процесс или результат, «посредством которого согласованный набор действий, мыслей, отношений или эмоций становится отделенным от остальной части личности человека и функционирует независимо» (цит. по: 173, с. 77]. По словам В. А. Агаркова, диссоциация является филогенетически обусловленным механизмом и направлена не столько на разрешение интрапсихических конфликтов, сколько на противостояние интенсивным негативным переживаниям, возникающим при несущих реальную или потенциальную угрозу обстоятельствах [2, с. 29].

Еще одной разновидностью психологических защит, направленных на нейтрализацию угрозы фактора внешней среды, по мнению А. А. Деркача [130], Г. В. Грачева [41]    является информационно-психологическая защита,

48 обеспечивающая безопасность личности в условиях действия многообразных информационных факторов и в различных информационно-коммуникативных ситуациях.

Следовательно, можно сделать вывод о существенном расширении трактовки понятия «психологическая защита» - понимаемая первоначально в контексте феноменов интрапсихической природы, впоследствии она включила в круг рассматриваемых явлений процессы межличностные. По мнению Е. Д. Соколовой и соавт., под воздействием острой угрозы нивелируется своеобразие личностных установок, уменьшается значение индивидуальной предрасположенности [168], что приводит к формированию механизмов защиты, направленных не столько на внутриличностные проблемы, сколько конкретную внешнюю угрозу. На наш взгляд, рассмотрение механизмов преодоления последствий экстремальной ситуации в контексте защиты от внешнего воздействия также является немаловажным.

Второе направление исследований переносит свое внимание на сознательный уровень функционирования психических процессов, связанный с действием такого общего механизма, как совладание. Термин «совладание со стрессом», или «копинг» («coping»), первоначально стал использоваться в зарубежной психологической литературе с 1960-х годов для описания функционирования психологических защит. Со временем произошло разведение этих понятий и выделение проблематики совладания в отдельную, более или менее четко очерченную область исследований [120].

К настоящему времени в трудах зарубежных психологов сложились три основных подхода к толкованию понятию «coping». В рамках первого, представленного в работах Н. Хаан (N. Наап), он трактуется как один из способов психологической защиты, используемый для ослабления напряжения. По словам С. К. Нартовой-Бочавер [там же, с. 22], этот подход нельзя назвать распространенным из-за склонности его сторонников отождествлять совладание с его результатом.

49

Следует заметить, что определенность относительно точного разграничения понятий «психологическая защита» и «совладание» до сих пор отсутствует [27, с. 181]. Наиболее распространенным критерием различения защитных механизмов и стратегий совладания выступает уровень сознательности реакций на травмирующую ситуацию, когда копинг-стратегии рассматриваются как в значительной степени осознанные, целенаправленные схемы действий [55; 99; 140, с. 288-289].

Р. Лазарус предлагает дифференцировать механизмы совладания от механизмов психологической защиты по следующим основаниям:

-        временная направленность защитного механизма учитывает только

требования данной конкретной ситуации, механизм совладания - еще и связь

актуальной ситуации с будущим;

-        инструментальная направленность защитных механизмов предполагает спасение самого себя, а для совладания характерен учет интересов других людей не только в случае, если это «выгодно»;

-        разница в функционально-целевой значимости механизмов: психологическая защита регулируют в основном эмоциональные состояния индивида, вто время как совладание выполняет функцию регулятора отношений между личностью и окружением;

-        защитные механизмы и механизмы совладания обладают разной модальностью регуляции. Психологическая защита-это уход от реальности, важной же особенностью механизма совладания является активность, поиск информации, рефлексия [140, с. 289].

Обращает на себя внимание то, что под выделенные Р. Лазарусом критерии совладания попадают в основном «успешные» стратегии преодоления последствий психотравмирующего события, в то время как большинство авторов, по словам Т.Л. Крюковой, сходятся во мнении, что копинг-поведение включает в себя все преднамеренные попытки преодоления, изменения ситуации индивидом, а не только удачные усилия [81].

50

Для представителей второго подхода ключевым вопросом является выявление степени эффективности определенных диспозиционных тенденций, обозначаемых как стиль совладания [27, с. 181]. Понятие «стиль совладания» было введено для обозначения относительно устойчивых индивидуальных различий в преодолении стресса и может быть определено как репертуар стратегий, направленных на разрешение тяжелых ситуаций. В зависимости от требований конкретной ситуации для совладания с проблемой человек использует лишь часть стратегий из всего репертуара, поэтому можно считать его косвенно определяющим копинг-поведение [208]. В русле данного подхода coping определяется в терминах черт личности как относительно постоянная предрасположенность отвечать на стрессовые события определенным образом [120, с. 22]. Идеи этого подхода отражены в работах П. Косты (P. Costa), Р. МакКре (R. МсСгае), Р. С. Моса (R. S. Moos). Так, Р. МакКре и П. Коста, проводя широкомасштабное эмпирическое исследование, пришли к выводу, что стиль совладания, как и личность, мало меняются в течение взрослости. Если человек компетентен в разрешении сложных жизненных ситуаций к 30-ти годам, то, скорее всего, он также сможет успешно преодолеть превратности судьбы и в пожилом возрасте [81, с. 168].

Согласно третьему подходу, coping есть «динамический процесс, посредством которого индивид в одних случаях, главным образом, использует одну форму совладания, скажем, защитные стратегии, а в других - прибегает к стратегиям решения проблемы путем изменения отношения «личность-окружающая среда» (цит. по: 27, с. 191]. Данной позиции придерживаются Р. Лазарус (R. Lazarus) и С. Фолькман (S. Folkman). В этой модели копинг определяется как то, что человек думает и делает для преодоления требований травматической ситуации и необязательно относится к личностным чертам или устойчивым диспозициям [81, с. 167].

В рамках совладания как общего механизма переживания можно выделить ряд частных, специфических механизмов, отражающих определенную стратегию взаимодействия с травматическим событием. Инструментально сов-

51 ладающее поведение направлено либо на окружающий мир, либо на самого себя, либо на то и другое, что можно охарактеризовать с использованием понятия типа адаптации и выделяя соответственно два вида частных механизмов: ассимиляцию и аккомодацию. С определенной долей условности эти виды можно сопоставить со стилями совладания, выделенными Р. Лазарусом. Внешней по отношению к системе ассимиляции как первому типу реакций в какой-то мере соответствует копинг, ориентированный на проблему. Со вторым видом реакций - внутрисистемной аккомодацией - можно соотнести копинг, ориентированный на эмоции [69, с. 371].

Хотя общепризнанной классификации стилей совладания не существует, большинство из них построено вокруг предложенных Р. Лазарусом модусов психологического преодоления [120, с. 22]. P. Мосс (R. Moss) и Дж. Шефер (J. Schaefer) расширили модель Р. Лазаруса, включив в репертуар стратегий совладания также стратегию копинга, сфокусированную на оценке [111]. Такая корректива представляется логичной, если учесть, что любым действиям, направленным на разрешение проблемы или регуляцию своего внутреннего состояния предшествует установление значения ситуации для себя, попытки понять степень ее негативности и оценить возможные последствия. К предложенным Р. Лазарусом стратегиям Н. Эндлер (N. Endler) и Дж. Паркер (J. Parker) добавляют избегающий стиль, который описывается ими как действия познавательного или практического характера, нацеленные на уход из психотравми-рующей ситуации [210].

Однако данные концептуализации оказались слишком обобщенными, не способны описать и объяснить ряд стратегий, применяемых индивидом для совладания с травматическим событием. Последующие исследования значительно расширили список стратегий, применяемых людьми в процессе психологического преодоления.

Рядом исследоваителей подчеркивается очевидность дезадаптивности ряда стратегий преодоления жизненных трудностей. [111; 210]. Тем не менее, ряд исследователей (Р. Лазарус, С. Фолькман, Р. МакКре, П. Коста) утверждает,

52 что не бывает «хороших», «зрелых» или «плохих, незрелых» стратегий как таковых, поскольку все они должны оцениваться только исходя ресурсов личности, контекста и требований ситуации [81, с. 165]. Согласно мнению Н. Эндлер (N. Endler) и Дж. Паркер (J. Parker), выбор способа совладания во многом обусловлен восприятием стрессора. Восприятие ситуации как проблемы, которую можно решить, как правило, ведет к выбору проблемно-ориентированного стиля; если же, по мнению человека, попытки успешного решения бесполезны, выбирается эмоционально-ориентированный или избегающий стиль [210].

Одной из главных задач переживания травматического события является восстановление позитивного отношения к себе. Приемом, обесценивающим неудачу, не требующим негативной перестройки отношения к себе, служит «сравнение, идущее вверх» - воспоминание о своих успехах в других сферах жизни и ситуациях. Человек может также прибегнуть к «идущему вниз сравнению» путем сопоставления себя с людьми, находящимися в гораздо более худшем положении, оказавшимися беспомощными в решении наиболее легких задач [И, с. 4].

Доминирующей в психологических концепциях совладающего поведения конкретной дихотомией является изучение таких способов преодоления травматического события, как избегание и приближение к источнику психологической проблемы. Примером одного из способов концептуализации этого различения является выделение стилей совладания, основанных на анализе процессов обработки людьми информации в условиях угрожающей ситуации: мониторингового (отслеживающего) и блантерного (урезающего) стилей. Первый представляет тенденцию сосредотачивать внимание на поиске связанной с угрозой информацией и состоит из поиска, сбора, обработки и применения полученных данных. Блантерный стиль может быть описан как связанный со стремлением избегать, отклонять, подавлять либо отрицать несущую угрозу информацию [27, с. 186-187].

Существуют различные точки зрения на роль совладания и психологических защит в переживании последствий травматических событий. Рядом авто-

53 ров защитные механизмы расцениваются как неудачные способы переживания, достигающие своих целей путем регрессии, самообмана, невроза (Ф. Е. Васи-люк); ухода от реальности или искаженного понимания действительности (С. К. Нартова-Бочавер, Н. Хаан, Р. Лазарус); отказа личности от попыток продуктивного разрешения проблемы (Б. Д. Карвасарский); неадекватного осознания реально действующих смысловых образований (Б. В. Зейгарник, Е. С. Мазур); процессы же совладания рассматриваются как более эффективные, адекватные.

Однако, на наш взгляд, было бы нецелесообразно сводить работу защитных механизмов только к негативным психологическим последствиям. Это имел в виду 3. Фрейд, когда говорил, что иногда «защита от стимулов едва ли не более важна для организма, чем восприятие стимулов» [59]. По Ф. Б. Басейну, психологическая защита представляет собой «нормальный», адекватный предупреждению расстройств поведения в рамках конфликтов между разными эмоционально окрашенными установками механизм [40, с. 271].

Также возможно, не все защитные механизмы характеризуются «недостаточной» связью с принципом реальности. В соответствии с позицией Н. Мак-Вильямса, это относится только к так называемым примитивным (первичным) защитам, связанным с функционированием более глубоких, архаичных уровней психики [2, с. 26]. В. А. Агарков утверждает, что некоторые относящиеся к классу психологических защит феномены, в частности, флэш-бэки (репереживания травмы), напротив, призваны соответствовать реальности, но не внешней, а, скорее, внутренней [там же, с. 27].

Таким образом, при анализе подходов к проблеме переживания травматического воздействия отчетливо прослеживаются две тенденции, состоящие в рассмотрении способов преодоления на разных уровнях сознания. Большинство авторов ограничивается изучением функционирования механизмов преодоления преимущественно на сознательном или бессознательном уровне. Однако имеются исследования, показывающие, что степень эффективности преодоления травматических событий определяют не только и не столько отдельно

54 взятые сознательно или бессознательно действующие механизмы, но и степень рассогласования, расхождения между доступными сознанию и бессознательными, невербализуемыми компонентами этих механизмов [55; 206]. Поэтому, на наш взгляд, для создания наиболее полного представления о данной проблеме важен комплексный уровневый подход к механизмам преодоления.

По мнению А. К. Осницкого и Т. С. Чуйковой, еще одна существенная проблема заключается в том, что в большинстве случаев рассмотрение проблемы активности субъекта переживания ограничивается рамками поведенческих стратегий и проводится лишь в контексте тех или иных приемов и техник, способствующих адекватному противостоянию жизненным трудностям [126, с. 93]. При этом упускается из виду, что переживание не ограничивается поведенческой стороной жизнедеятельности человека.

В литературе, посвященной проблематике переживания жизненных событий, имеющих травматический характер, имеются подходы, позволяющие преодолеть вышеобозначенные противоречия. Ф. Е. Василюком для обозначения процесса преодоления было введено понятие, носящее комплексный характер, отражающее как сознательные, так и бессознательные способы взаимодействия с трудной ситуацией. Преодоление кризисной ситуации Ф. Е. Василюк рассматривает как «переживание» - особого рода внутреннюю деятельность по преобразованию внутреннего мира, изменению смысловых ориентиров активности человека, восстановлению утраченной осмысленности существования [42, с. 191]. На наш взгляд, данное понятие является наиболее полным, раскрывающим разные стороны процесса преодоления и отражающим все уровни протекания психических процессов. Вслед за Ф. Е. Василюком мы рассматриваем переживание последствий травматического события как разновидность внутренней деятельности, протекающей на разных уровнях функционирования психических процессов.

В отечественной психологии значительное количество работ по переживанию травматического события выполнено в контексте изучения проблемы саморегуляции активности [55; 99; 148]. Б. В. Зейгарник с соавт. выделяет два

55 вида саморегуляции в критических ситуациях - волевую саморегуляцию как поведение, направленное на устранение препятствий на пути достижения цели, и саморегуляцию как одну из составляющих деятельности переживания. Специфика второй формы саморегуляции состоит в устранении внутренних конфликтов и противоречий на основе сознательной перестройки смысловой сферы личности. По мнению Б. В. Зейгарник, именно «саморегуляция, которую отличает осознанность и произвольность, является важным условием «успешности» переживания» [цит. по: 55, с. 123]. По замечанию Е. С. Мазур, переживание травматического события требует сознательной перестройки смысловых отношений личности, восстановления ведущих смысловых образований, нарушенных психической травмой [99]. Т. Н. Розова [148] приходит к выводу о преемственности механизмов смысловой регуляции в такой травматической ситуации, как возникновение тяжелого соматического заболевания. В своей работе она также предлагает рассматривать совладание как процесс смысловой регуляции жизнедеятельности.

Процессы саморегуляции в случае необходимости переживания травматического опыта осуществляются при участии различных психологических механизмов. Одним из универсальных механизмов саморегуляции, как отмечает Б. В. Зейгарник, является рефлексия, или обращенность субъекта на себя и свою деятельность. Рефлексия фиксирует процесс деятельности, отчуждаает и объективизирует смысл, что делает возможным осознанное воздействие на переживание [55, с. 124-125].

Другим механизмом смысловой регуляции, позволяющим пережить травматическое событие и сохранить целостность личности, является механизм осознанного смыслообразования [99]. Как показало исследование Е. С. Мазур, благодаря данному механизму происходит восстановление деятельности в условиях воздействия травматического события, деятельность вновь приобретает целенаправленный характер, определяются новые смысловые ориентации будущей жизни, появляются реальные планы.

56

Смысловая перестройка осуществляется при участии такого механизма саморегуляции, как смысловое связывание. По мнению Б. В. Зейгарник, его суть заключается в особой внутренней работе, направленной на превращение изначально нейтрального содержания в эмоционально заряженное путем связывания его с мотивационно-смысловой сферой личности [55, с. 124].

Согласно М. Ш. Магомед-Эминову [96; 97], травматическое событие в первую очередь изменяет смысловую сферу личности. Результатом изменения является некое подобие диссоциации смысловой сферы: формирование биполярной смысловой структуры, элементами которой будут являться смыслы, организованные вокруг идеи «жизни», с одной стороны, и «смерти» - с другой. Соответственно, успешность переживания последствий травматического события будет зависеть от решения проблемы смыслового конфликта.

А. В. Серый, придерживаясь представления о возможном наличии противоречия в смысловой системе личности в кризисной ситуации, переносит акценты на функционирование временных локусов смысла, то есть смыслов настоящего в контексте определенного отношения к будущему и прошлому опыту индивида. Необходимым условием эффективного функционирования индивида является синхронизация смысловых локусов. Процесс синхронизации временных локусов формирует особое состояние личности, обозначаемое автором как актуальное смысловое состояние (АСС), представляющее собой форму переживания совокупности актуализированных, генерализованных смыслов, размещенных во временной перспективе. По словам А. В. Серого, «когда невозможно подвергнуть смысловой атрибуции какой-либо объект или ситуацию реальности, усиливается внутреннее напряжение, которое сохраняется до тех пор, пока ситуация не будет включена в более широкую временную перспективу» [160, с. 107]. В концепции психических состояний, разрабатываемой А. О. Прохоровым, состояния рассматриваются как основной механизм преобразования психологических свойств и изменений психических процессов, а также организации психологической структуры личности [136]. В соответствии с этим выше

57 обозначенными подходами АСС также может выступать одним из психологических механизмов переживания травматического события.

Итак, краткий анализ направлений и работ по изучению психологических механизмов переживания жизненных событий травматического характера позволяет заключить, что большинство исследователей связывают совладаю-щие техники с рациональным поведением, результатом чего явилось присвоение оценки «позитивный — негативный» понятиям «совладание» и «психологическая защита» соответственно. На наш взгляд, данный подход является не совсем адекватным при изучении психики, функционирующей в условиях воздействия травматической ситуации. Так в случае, если человек имеет дело не просто с трудной жизненной ситуацией, а с событием травматическим, в действие запускаются механизмы диссоциации, предохраняющие психику от разрушительного воздействия обстоятельств угрожающего характера. Травматический опыт, не подвергнутый сознательной переработке, превращается в изолированный «отсек», что позволяет индивиду разотождествить себя с «негативным» переживанием. Несмотря на то, что информация, содержащаяся в диссоциированных воспоминаниях, может оказывать значимое влияние на недиссоциирован-ные компоненты поведения и когнитивного функционирования, диссоциированные компоненты психики находятся вне прямого контроля сознания субъекта переживания [2, с. 23; 173, с. 78]. В соответствии с концепцией В. Н. Мясище-ва, несмотря на стремление личности к поддержанию в целом согласованности отношения и действий, поступков, полное соответствие вряд ли может быть достигнуто, поскольку, во-первых, далеко не любое отношение личности сознательно, а во-вторых, сами по себе отношения, установки индивида бывают внутренне противоречивыми [117]. Поэтому при изучении переживания травматического события необходимо принимать в расчет, что бессознательно функционирующие механизмы, равно как и осознаваемые, играют важную роль в процессе переживания, должны изучаться в комплексе и могут быть рассмотрены с точки зрения их эффективности только в контексте адекватности конкретной ситуации.

58 Проблема переживания травматических событий в основном анализируется в рамках той или иной отдельно взятой ситуации и, по словам С. К. Нарто-вой-Бочавер, ограничивается рассмотрением динамической стороны жизнедеятельности («как он живет»), игнорируя смысловую («почему и для чего он живет») [120]. Однако в отечественной психологии вопросы жизненного пути, смысла происходящего с человеком, роли ситуации в целостном контексте жизни всегда занимали достойное место в научной проблематике, что должно служить ориентиром в смене направления исследований механизмов переживания травматических событий и учитываться при перенесении этих разработок на отечественную почву.

Полетаева Анна Вадимовна. Психологические механизмы переживания жизненного события, имеющего травматический характер : Дис. ... канд. психол. наук : 19.00.01 Кемерово, 2005 199 с.